Форум » Архив » 14 июня. Сохо, Олд-Комтпон стрит, 52. Квартира-студия Эрнеста Вернея. Встреча с прошлым. » Ответить
14 июня. Сохо, Олд-Комтпон стрит, 52. Квартира-студия Эрнеста Вернея. Встреча с прошлым.
Эрнест Верней: Дом 52 по Олд-Комптон-стрит - пятиэтажное каменное здание, из светлого песчаника, с красной окантовкой по фасаду, окруженное небольшим садиком. Отличительная примета: высокие "французские окна" и несколько старомодное крыльцо в викторианском стиле. При этом подъезд и внутренние помещения вполне современные. С конца 19 века дом несколько раз перестраивался, и нынешний владелец, коему здание принадлежит уже двадцать пять лет, предпочел превратить его из заурядного доходного дома в подобие общежития для творческих людей - достаточно успешных, чтобы быть в состоянии аккуратно вносить ежемесячную аренду за комнаты и студию, и достаточно разумных, чтобы устраивать шумные попойки и драки с приездом полиции не чаще раза в пару месяцев. Эрнест Верней живет здесь с момента переезда в Лондон - с осени 1965 года. Участники отыгрыша: Эрнест Верней, Эмиль Шаффхаузен, Эрин Уэлторп (по желанию). Дисклеймер № 1: Это терапия в рамках ролевой, посторонним просьба не вмешиваться в процесс и не подвергать действия персонажей литературной критике. Дисклеймер № 2: [more]чтение треда может вызвать у вас сильные душевные переживания, обусловленные эффектом переноса и синхрониями. Подумайте, надо ли вам оно, прежде чем читать дальше. [/more]
Эмиль Шаффхаузен: - Вы его старший сын, Эрнест, и этого уже не изменить. - Шаффхаузен несколько сменил тон, подхватив серьезную тему, затронутую его бывшим пациентом. - Как и не отменить вашей или его волей ваше с ним родство. И, если бы вы действительно хотели услышать ответ на ваш вопрос, я бы сказал, что он поступил так, перешагнув через собственное предубежденное отношение к ней, поправ свои моральные правила, потому что видел, что только таким способом он сможет уберечь вас от ошибки, каковой он считал ваше намерение жениться на этой девушке. Даже рискуя тем, что может вас потерять навсегда, потерять вашу любовь и уважение. Он сделал это ради вас, Эрнест, я убежден в этом. И сейчас платит за свой поступок высокую цену. Много выше, чем заплатили бы вы сами.
Эрнест Верней: - Откуда вы это взяли, доктор?..- нерешительно и в то же время с тяжелым подозрением спросил Эрнест. - Почему говорите об этом с такой уверенностью? Он что - обращался к вам за советом? Он оглядел скромно обставленную гостиную, помеченную тем же творческим беспорядком, что и другие помещения дома, и развел руками: - Ну, всему на свете есть своя цена... Не знаю, где бы я сейчас был, не случись того, что случилось. Возможно, роль отца семейства совсем не пришлась бы мне по душе. Но неужели единственный способ помешать мне жениться на Лидии был - сделать еще одного ребенка? Представляю, как "обрадовались" Этель и мама при этом известии! Я уж не говорю о братьях... "Получается, что отец там совсем один, в этом бедламе..." Эрнест проглотил комок в горле и упрямо помотал головой: - Месье Шаффхаузен, мне очень жаль... Но я никуда не поеду. Не так уж я там и нужен, если он даже сам не позвонил мне, не прислал телеграмму, а поручил вам разыскивать меня - наверняка между другими делами. Я бы и не мог сейчас уехать при всем желании. У меня работа, срочные заказы, клиенты, которые не желают ждать, пока я разберусь с семейными делами. Ну и... у меня девушка, месье Шаффхаузен, ей не понравится, если я вдруг исчезну на неопределенное время.
Эмиль Шаффхаузен: - Я просто поставил себя на его место и подумал, на что решился бы, будь у меня любимый сын, который ведет себя, как слепой, и непременно желает совершить самую большую ошибку в жизни... Для того, чтобы предположить это в вашем отце, я достаточно хорошо его знаю. - ответил Шаффхаузен на подозрения Эрнеста. Признаваться ему в том, что подобную идею проверки невесты на верность подал графу де Сен-Бриз сам доктор, он не видел ни малейшего смысла. - Дети не спрашивают, когда и как им случиться, они просто случаются. Не думаю, однако, что у графа было непременное желание сделать еще одну женщину матерью своих детей... но так уж вышло, жизнь распорядилась таким образом, что старая добрая французская графская кровь смешалась еще и с греческой... Однако, к чести вашего отца, скажу, что он не развелся с Этель, несмотря на тот прессинг, который устроили ему разъяренные греки. Вы же наверняка помните, какими несносными они могут быть, хотя с виду - милейшие люди. - доктор допил чай и поставил пустую чашку на поднос, живописно заляпанный пальцами художника, не отмытыми от краски. - Вот и я вашему отцу сказал то же самое, я даже поспорил с ним на вашу виллу в Антибе. Так что вы будете правы, если останетесь здесь и будете заниматься своим делом, тем боле, если у вас появилась возлюбленная... А я поеду к себе и расширю клинику.
Эрнест Верней: - У меня нет виллы в Антибе, - рассеянно ответил Эрнест, думая о чем-то своем. И словно очнулся: - Погодите... Вы что, поспорили с отцом на его виллу, что уговорите меня приехать?.. И если у вас не получится, он должен будет отдать вам "Элен"? Ну вы, однако, и гусь, месье Шаффхаузен! Не лучше грека! Против воли, на его губах появилось подобие улыбки. - А что же вы сами обещали моему отцу, если проиграете пари, и я все-таки приеду? Ничего не понимаю... если он не развелся с Этель, то какое отношение к нему имеет этот ребенок и крестины...
Эмиль Шаффхаузен: - Вы не так поняли условия нашего пари. Я настаивал на том, что вы ни в какую не согласитесь приехать, он же, горячась, утверждал, что сыновняя привязанность возьмет в вас верх над упрямым и обидчивым ребенком, и предложил мне в случае своего проигрыша отдать свою виллу под клинику. Правда, добавил, что ему, видимо, в любом случае понадобится лечить у меня нервы до конца своих дней после общения с греческим семейством вашей бывшей невесты. - усмехнулся Шаффхаузен. Никакого пари, разумеется, не было и в помине, но граф действительно был готов рискнуть своей собственностью, только бы заполучить сына во Францию. Однако, доктор навестил Эрнеста не столько по просьбе его родителя, сколько по собственному желанию, он, подобно Пигмалиону, трудившемуся над Галатеей, желал знать, как нынче живет его создание, восстановленное им из руин и праха. - Что до крестин, это самое малое, что он посулил грекам, если уж отказался давать Лидии свою фамилию и графский титул. И то у них возникли споры о том, в какой церкви крестить - в католической, на чем настаивал ваш отец, или же в греческой православной. Угадайте, кто победил.
Эрнест Верней: - Вы меня так ошарашили, месье Шаффхаузен, что я лишился всяких ориентиров во времени и пространстве, - пожаловался Эрнест. - Из-за вас мне снова приходится думать о том, о чем я решил не думать и не вспоминать больше никогда... Что у вас за манера - вечно приходить с улыбкой Санта-Клауса, а потом вместо подарка вытаскивать из мешка топор и давать по лбу? Он посмотрел на часы: - Время обедать. Как вы смотрите на то, чтобы составить мне компанию? Боюсь, что без хорошей порции спагетти и бокала вина я не смогу продолжать нашу занимательную беседу. Но вы добились своего, доктор... Теперь мне страшно хочется узнать, что же, черт побери, происходит во Франции - и как папочку угораздило вляпаться в дерьмо несравнимо худшее, чем предыдущие эскапады. Насколько я понял, греческий клан Фотиади уже сделал ему изрядное кровопускание, и не собирается останавливаться на достигнутом. А знаете, что самое забавное, месье Шаффхаузен? Девушка, которую я люблю больше всего на свете, и с которой не встретился бы, не слуись со мной прошлогоднего кошмара - наполовину гречанка...
Эмиль Шаффхаузен: - Греки - это, видимо, ваша карма, месье. - улыбнулся Шаффхаузен. - От обеда не откажусь, даже могу предложить пару проверенных мест, где недурно кормят именно итальянской кухней. Собирайтесь, а я пока, с вашего позволения, загляну в святая святых. Эскизы обещаю не разглядывать, только готовые работы, вы же знаете, месье Верней, я давний поклонник вашего творчества. - с этими словами доктор встал и, дождавшись разрешающего жеста хозяина мастерской, прошел туда, где из-под кисти Эрнеста вышло уже немало работ, написанных в самом разном стиле, но в его неповторимой манере. Прогуливаясь по мастерской, Шаффхаузен разглядывал работы художника, особое внимание уделяя тем, в цветовой гамме и манере нанесения красок которых виделись его опытному глазу душевные перемены, произошедшие с сыном графа де Сен-Бриз. Три портрета, написанные выразительно и с любовью, больше всего привлекли его внимание - на первом красовался в образе древнегреческого бога Апполона сам Жан Марэ, с лирой, в тунике и венке из лавра. На втором был выписан довольно реалистичный, но все же несколько утрированно-эмоциональный портрет доктора Дюваля, такой, каким он, наверное, предстал перед Эрнестом в вечер своего грехопадения, немного смущенный, но вкусивший сладость запретного плода. С третьего холста на него смотрела миловидная девушка с короткой стрижкой и большими выразительными глазами. Судя по свежести красок и впечатлений, та самая наполовину гречанка, о которой рассказал ему Эрнест. "Уф... значит, тот парень точно был просто натурщик... Интересно, что же все-таки его развернуло вновь к женскому полу? Неужели то, что я тогда сказал ему о Дювале, о том, что он с ним всего лишь вернул себе контроль над своими чувствами?" - думал доктор, разглядывая последний портрет, и поймал себя на том, что любуется тонкими чертами и выразительным лицом этой незнакомки...
Эрнест Верней: Сборы Эрнеста были недолгими: он только сменил испачканные краской футболку и джинсы на блузу, куртку и любимые "матросские" штаны. На голову художник повязал красный корсиканский платок. Теперь он выглядел достаточно эксцентрично, чтобы его узнавали на улицах Сохо те, кто хотел, и в то же время приемлемо для входа в приличный (по меркам богемного квартала) ресторан. - Я готов, доктор... - он зашел в мастерскую как раз вовремя, чтобы застать Шаффхаузена возле портрета Эрин. - Разглядываете мое святое семейство? Да...В определенном смысле картины лучше людей. Мы уверены друг в друге. Они никогда меня не бросят, чтобы ни случилось. А я их не продам, даже если буду подыхать с голоду.
Эмиль Шаффхаузен: - Надеюсь, до этого не дойдет. Но раз вы настойчиво поминаете чувство голода уже два раза за беседу, то вам и впрямь пора плотно закусить. Где предпочитаете обедать в это время суток? Кстати, как жители Лондона определяют в своем тумане местоположение солнца? Тут же в полдень порой бывает как в девять вечера... - Шаффхаузен в сопровождении художника двинулся к выходу, болтая об отвлеченных материях. Ему не хотелось возвращаться к серьезному разговору на ходу, такие темы лучше обсуждать в спокойной обстановке и на сытый желудок, умиротворяющий организм.
Эрнест Верней: - Макароны или полента, ну или лазанья - вот все, что мне нужно, месье, - улыбнулся Эрнест. - И время суток значения не имеет. У меня день давно перепутан с ночью, я могу есть яичницу с беконом в полночь и пить шампанское в шесть часов утра. Насчет солнца ничего вам сказать не могу - у меня синдром Дракулы, вы же знаете, и я пользуюсь достижениями технического гения человечества - часами и картами. Они спустились по лестнице, болтая, как старые друзья, и повернули направо, к площади, где во множестве скопились пабы, рестораны и кафе, как раз открывавшие свои двери для желающих отобедать. - Тут недалеко был отличный ресторанчик, "Хитрый кролик", - рассказывал Верней, взявший на себя роль добровольного чичероне, - Французская кухня, старинные рецепты, больше ста лет он здесь простоял и ни разу не закрывался, даже в войну... И вот полгода назад хозяин склеил ласты от инсульта, обнаружились долги, вдова - ну идиотка, что с нее взять - тут же продала заведение какому-то хмырю из Индокитая, и тут теперь ...ээээ... стрип-бар с экзотическими красоткамии. А ресторанчик приказал долго жить. Но вы не огорчайтесь. Пойдем к Марио, это всего в одном квартале отсюда. Он чуть помолчал, и спросил совершенно серьезным тоном: - Вот скажите, доктор... Глупость, подлость и жадность - это неотъемлемая черта "настоящей женщины"?
Эмиль Шаффхаузен: Шаффхаузен не имел ничего против прогулки, он шел размеренным шагом, как привык гулять по вечернему Антибу. Темп современного Лондона был немногим быстрее. Вопрос Эрнеста заставил его задуматься и немного порассуждать вслух на тему эволюции женщины. - Хм... полагаю, что за этими понятиями скрыты какие-то совершенно по-разному понимаемые мужчинами и женщинами вещи. К примеру, женская глупость... вы спрашиваете, является ли она неотъемлемой чертой настоящей женщины. Думаю, что многие настоящие женщины были бы неподдельно оскорблены, услышь они от вас столь нелестное предположение, но... но тем не менее, глупость мужская и глупость женская, наверняка, имеют некоторые отличия. Эволюционные, так сказать. Мужчина должен был развивать ум, чтобы завоевывать все новое и новое жизненное пространство, изобретать технику, подчинять себе расстояния и само время. Женщина же, если не считать тех, кто ревностно состязается с мужчинами за право что-нибудь изобрести или в чем-то победить, так вот, женщина не нуждалась в таком же уме, как мужчина, поскольку вплоть до начала нынешнего века была весьма ограничена в возможностях его приложения. И потому, эволюционно, у женщин чаще развивались иные качества, такие, как повышенная чувствительность и способность понимать без слов, хитрость, житейская прагматичность... Может быть, это как раз то что мы, мужчины, предпочитаем называть подлостью, жадностью?
Эрнест Верней: - Вы не даете ответа, доктор, - усмехнулся Эрнест. - Только ставите новый риторический вопрос. Но насколько я понял из вашего рассуждения, в том, что женщины глупы, жадны и подлы, виноваты мужчины... Поскольку мало и плохо занимались их развитием. Мужчина правит миром, а женщина - мужчиной, стало быть, какова женщина, таков и мир?.. Он остановил Шаффхаузена, собиравшегося ступить с тротуара на мостовую: - Не сюда, нам направо... Тут уже недалеко. Вон за тем зданием, где красная вывеска, видите? Эрнест указал на обычный старый каменный дом, какие во множестве стоят на улицах Сохо - добротный и довольно уродливый. В первом этаже, за большими стеклянными окнами, украшенными вперемешку гипсовыми фруктами, пласмассовыми перцами и миниатюрными флагами Италии, располагался ресторан "У Марио". Сам Марио был изображен на вывеске, в виде пройдошистого трактирщика из итальянских комедий - краснощекий здоровяк в полосатых штанах, винно-красной фуфайке, в белом фартуке и колпаке, он держал в одной руке ложку для спагетти, а в другой - глиняный кувшин. - От посетителей здесь нет отбоя, но я частый посетитель, и для нас найдут столик.
Эмиль Шаффхаузен: Шаффхаузен проследовал за Эрнестом в глубину ресторанчика, предоставив ему объясняться с официантом. Их встретил весьма красивый молодой человек, судя по внешности, как и владелец трактира, он был уроженцем солнечной Италии. Поздоровавшись с художником, как со старинным приятелем, он активно что-то защебетал и беспрестанно жестикулировал, сопровождая их к уютному столику в дальнем углу зала, у окна, выходящего во внутренний дворик. Судя по вербальному и невербальному красноречию, юный официант рекомендовал постоянному клиенту какое-то особое блюдо от шеф-повара, но у доктора уже второй раз на дню шевельнулись прежние подозрения в отношении своего бывшего пациента. Шаффхаузен, однако, сам себя слегка отчитал: "Что это? Уж не моя ли скрытая гомофобия ищет способ переродиться в латентную гомосексуальность, что мне в каждом мальчике мерещатся его любовники?" Взяв в руки меню, Эмиль обратился к супам, и между гаспаччо и минестроне выбрал первый. Потом раскрыл страницу с пастой и прочими итальянскими блюдами, и остановил свой выбор на тоненьких капеллини с соусом помодорро и анчоусами. Из напитков он заказал бокал кьянти и простой воды. Когда им принесли приборы и булочки с маслом от заведения, доктор придирчиво осмотрел вилку на предмет ее чистоты, и нашел, что ресторан и впрямь заслуживает его одобрения.
Эрнест Верней: Эрнест даже не заглянул в меню и, обращаясь к Марио Второму, будущему владельцу заведения (сыну Марио Первого, нынешнего властителя), ограничился коротким пожеланием: "Как обычно". После чего перенес все свое внимание на доктора. - Ну что ж, месье, теперь мы с вами на нейтральной территории, и можем наконец-то поговорить откровенно... и по-французски. Боже мой, какое счастье встретить соотечественника, а то иной раз я боюсь, что от всех эти "зе" и "тчшу", "оу" и "уэллов", и прочих свистяще-шипящих, у меня разовьется ушная болезнь. Но, может, все дело в том, что мой английский не так хорош...Простите, я по своей манере болтаю ерунду, только бы не затрагивать главного. Скажите же мне правду: это мой отец просил вас найти меня? Он за год прислал мне сто четыре письма - по два в неделю. Я не вскрыл ни одного. Он действительно хочет, чтобы я был на этих дурацких крестинах?
Эмиль Шаффхаузен: Шаффхаузен, с удовольствием захрустевший булочкой с орегано и маслом, некторое время делал вид, что жует, а сам обдумывал, как отвечать на расспросы Эрнеста. В итоге, он выбрал стратегию минимизации значимой информации: - Ваш отец хотел, чтобы я нашел вас и уговорил вас помириться с семьей. Но я вас разыскал в Лондоне вовсе не по его просьбе, ведь в том, что касается ваших с ним отношений я решительный скептик. Вы красноречиво убедили меня, что не нуждаетесь в нем, и я вам поверил. А незадолго перед моим отлетом в Лондон на конференцию, граф нашел меня в Сан-Вивиан и слезно умолял непременно переговорить с вами. И тогда же посулил мне свою виллу в качестве нового корпуса клиники... Но, месье Эрнест, не пытайтесь делать вид, что тема отца вам и вправду интересна. Поговорим лучше о вас. Как вы себя чувствуете, влюбившись?
полная версия страницы