Форум » Архив » "Пещера тельхина" » Ответить

"Пещера тельхина"

E.Welthorpe: Салон "Пещера тельхина" находится в тихом районе, в стороне от неонового шика. Что, конечно же, не даст ему стать самым модным заведением города, но зато позволяет хранить секреты. Богатые и тщеславные хоть и пользуются возможностью щегольнуть именем модного стилиста, но способы, которыми по-настоящему сохраняется их красота и молодость - не должны быть на виду у всех. Здание небольшое, в два этажа, с задним двором, скрытым в тени деревьев. На первом этаже собственно салон, на втором - жилые комнаты. Изнутри "Пещера..." если и не отвечает полностью своему названию, то наводит на мысль о греческих мифах. Вестибюль расписан критскими волнистыми мотивами, посередине - маленький бассейн с мозаичными бортами, окружен таким же мозаичным кругом на полу; для посетителей - стулья хоть и со спинками, но низкие, с "критскими" же ножками в виде бычьих рогов. На столе у секретаря - кружевная раковина ксенофоры, а на нишах-полочках, словно вдавленных в стену - керамика. Внимание! Данный тред содержит откровенные сцены сексуального характера. Если вам еще не исполнилось 18 лет, а также если вы считаете чтение подобных отыгрышей для себя неприемлимым - "пожалуйста, покиньте этот зал". Спасибо.

Ответов - 49, стр: 1 2 3 4 All

E.Welthorpe: Со страниц альбома на нее глянуло ее собственное лицо, нарисованное пастелью, но лишенное ее мягкой дымчатости. Четкий очерк скул и губ с притаившейся усмешкой, прищуренные глаза - нарисованная Эрин знала что-то, недоступное остальным, отступая то ли в темноту клубного зала, то ли в перекрещенные тени лабиринта. А дальше штрихи и линии складывались в сюжет, наверное, возникающий в памяти каждого при слове "Крит". Танец с быками, священная тавромахия - воплощение борьбы человека с самыми темными, тайными и беспощадными силами. С древней мощью природы, которую не постичь разумом и не смирить рукотворными чудесами, с тьмой в самом человеке, которая всегда пугает и влечет. Девушка-тавропола вытянула руки навстречу разъяренному зверю, за секунду до удара, юноша застыл в мгновении смертельно опасного прыжка, и вот-вот он соскользнет с широкой бычьей спины, сорвется под копыта. Незавершенное мгновение, звенящая пустота перед тем, как щелкнет стрелка часов, упадет капля в клепсидре или песчинка, отмеряющая время... призрачный шанс изменить неизбежное. Откуда ты можешь это знать..? Эрин долго молчала, расматривая рисунок, несколько раз, не прикасаясь, провела пальцами вдоль линии, образованной распластанным в прыжке быком и гибким телом гимнаста. Потом медленно, очень осторожно положила альбом на колени. - Если Ирма говорила о тебе, когда хвалилась, что найдет художника для группы... то вас, не иначе, свела судьба. Только ты и сможешь их нарисовать - настоящими. - Я хочу оставиль рисунок себе. - после короткой паузы она положила ладонь на обложку альбома.

Эрнест Верней: - Они у меня тут... - не переспрашивая, о ком это она, Эрнест дотронулся рукой до лба. - И вот тут. Ладонь легла на область сердца. - Я поместил их в себя, как Кронос, чтобы изрыгнуть в нужный момент... Но он еще не настал. И как всегда, будет мучительным. Но такова цена вдохновения. Он потянулся вверх, как гимнаст, почти достав кончиками пальцев до низкого потолка кабинета, но тут же резко опустился на ковер и растянулся у ног молодой женщины. - Я не спал целые сутки, и у меня чертовски болит спина. Прекрасная жрица Посейдона снизойдет до того, чтобы сделать страждущему массаж? Что касается рисунка... ты можешь оставить его себе. Но твоего портрета я еще даже не начинал. И - о да, "я хочу поговорить об этом".

E.Welthorpe: Эрин запустила пальцы в его волосы и соскользнула рядом на пол, отложив альбом на кресло. О да, ему не требуется приглашение, чтобы чувствовать себя как дома, и он, черт побери, отлично знает, что она позволит подобное нахальство. - У нашего массажиста сегодня выходной... рука девушки опустилась, с силой поглаживая Эрнеста по плечам. - Но ведь нужно отблагодарить тебя за рисунок. Предпочитаешь пройти в массажный кабинет?


Эрнест Верней: - Предпочитаю остаться здесь, - он чуть двинул бедрами ей навстречу и, поймав момент, легко завладел обеими ее руками. - У тебя фантастически удобный ковер... И свет падает хорошо. Эрин, окруженная золотистым сиянием постепенно гаснущих красок дня, каждой чертой облика напоминала ему о строгом изяществе танагрских статуэток, и о фресках во дворце Кносса - с той разницей, что она была восхитительно живая, облеченная теплой плотью, и от запаха ее кожи и волос, и от тайного женского запаха, у Эрнеста кружилась голова... На миг возникло странное "дежавю" - закатные тени, золотой свет, медленно переходящий в лиловый, склоненное лицо женщины с такими удивительными глазами и губами, и тугие удары крови в жилах от малейшего касания ее руки... Сладостная дрожь сердца, в надрыве гитарной струны, и болезненный страх, что сон вот-вот закончится. "Прочь, прошлое... Прочь, Лабиринт. Ты не властен надо мной. Не властен. Я другой, и женщина со мной - другая. Но почему, почему мне кажется, что однажды я уже обнимал ее, лежа на ковре, и тело плавилось от желания от одного только ее взгляда?" - Vais à moi. Je deviens fou selon toi. * ______________________________________________________ *иди ко мне. Я схожу по тебе с ума.

E.Welthorpe: "Иди ко мне..." - руки Эрнеста удерживали ее запястья, но негромкий голос прозвучал как просьба. Эрин склонилась над ним, вглядываясь так, словно хотела запомнить навечно, вобрать в себя каждую черточку; а потом прикоснулась губами к виску, и не отрываясь, легчайшим касанием исследовала его лицо, чтобы затем, наконец, отыскать губы и приникнуть к ним.

Эрнест Верней: Он погрузился в поцелуй, как в теплое Эгейское море, позволив себе не спешить и насладиться каждым мгновением происходящего. В женщинах с греческой кровью, должно быть, и впрямь заключалась древняя тайна, магия земли и воды, напоминание о тех днях, когда боги еще ходили среди смертных... Бог сошел к нему той гибельной ночью, в поезде на Биарриц*, бог исторг его душу из рук Танатоса и направил сюда, на остров туманов и холодных ветров, исцелять душу музыкой и каждым движением кисти. И теперь бог послал к нему свою жрицу... или саму богиню, принявшую облик земной женщины, и в ее объятиях он чувствовал, как жизнь постепенно возвращается, вступая в свои права и требуя действий, преображения, творчества. Эрнест слегка приподнял Эрин и усадил на себя, и хотя его тело словно плавилось на медленном огне, жажда красоты была сильнее жажды немедленного удовлетворения. - Я хочу... послушай... хочу писать твой портрет... прямо сейчас... - шептал он, отвечая на поцелуи, становившиеся все более страстными, и даря ей собственные - способные зажечь даже камень. - Я видел это в своих мечтах, мы создадим это вместе... Я буду слепым и зрячим... Мы войдем в эти двери вместе. _______________________________________________________________ *история с поездом на Биарриц будет отыграна позже, флэшбеком. Объясняет, почему Эрнест передумал умирать после двойного предательства -со стороны невесты и отца.

E.Welthorpe: Вот оно... притягательней любовной ласки, сильнее страсти - древний огонь, побуждающийся в людских душах, священый экстаз вдохновения, что каждого может вознести до ангельских высот... И лакомая доля всех на свете демонов. О, да... - Да, да, да..! - шептала Эрин в промежутках между поцелуями, становившиися все короче.- Веди меня...

Эрнест Верней: Эрнест приподнялся на локтях, выпрямился и сжал Эрин в страстном объятии. Золотые потоки света заливали их соединенные силуэты. Его ладони легли ей на бедра, свободно проникая под невесомую ткань шелкового платья, поглаживая, лаская, прижимая все теснее, позволяя до самого последнего вздоха насладиться томлением неутоленной жажды. - Краски... - выдохнул он. - Мне нужны краски. Гуашь и акварель. Мягкие кисти. О-о-о, Эрин!!.. Я должен выпустить это на свободу, и мы рискнем укротить стихию.

E.Welthorpe: Это было почти болезненно - разорвать объятия, перестать чувствовать жар его тела, биение сердца, отдававшееся в ее собственной груди, касания рук - но необходимо. - Ты не поверишь... - шепнула она, по-птичьи склонив голову к плечу - Но краски и кисти у меня есть. Никто не станет спорить, что салоны красоты посещают в основном женщины, не обремененные многочасовым рабочим днем. А хорошо выглядеть хочется не только праздным богачкам, но и тем, кому не хватает средств на постоянную няню. Эрин смекнула это, приняв на руки салон, и не только в полтора раза удешевила услуги маникюрши "за розовым столиком", в отличие от "белого", но и завела рисовальный столик для подросших чад, которым приходится подолгу ждать. - Ал... - она кашлянула прочищая севший голос, когда добралась до телефона - Алиса, дорогая. принеси мне новый набор для рисования, пожалуйста. Да-да, полностью. - Эрин лукаво улыбнулась - Секрет. - Алиса спрашивает, как будет выглядеть новый холл. - добавила она, закончив разговор. - Любопытный котенок.

Эрнест Верней: Эрнест с трудом перевел дыхание - в голове как будто бился сгусток солнечного света, желание набросило на тело тугие жгуты, и сердце колотилось в груди, как обезумевший узник о прутья темницы... Художник прислонился спиной к дивану и наблюдал, как Эрин легко и быстро перемещается по комнате, как плывут за ней золттисто-алые лучи, как колышется подол платья, легкого, полупрозрачного, едва скрывающего манящие тайны женского тела. Возрастающая страсть напоминала наркотический транс, и брожение крови в жилах приводило на память гейзеры, стреляющие в синеву небес раскаленным потоком. - Я распишу твою пещеру фресками от подвала до крыши, если ты захочешь, - хрипло проговорил он, с трудом выговаривая слова; он был теперь совершенно пьян, хотя не выпил с утра ни капли. - Но сначала... сначала обменяемся ключами. Ну где эта твоя чертова секретарша?.. Его рука легла на пряжку ремня.

E.Welthorpe: Рвение Алисы осталось без награды. Хозяйка молча приняла у нее набор для рисования, и даже воду, которую девушка догадалась захватить в последний момент: и для мытья кисти, и для самого художника, в бутылке; коротко поблагодарила и исчезла за дверью, даже не дав заглянуть через порог. - Вот. - она положила принесенное на край стола, повернулась - и вспыхнула румянцем, но отнюдь не стыдливым. Эрнест раскинулся на полу у кресла, расстегнутый, с разметавшимися волосами и лихорадочно блестящим взглядом; он тяжело дышал, и, казалось, прямо сейчас начнет ласкать себя, чтобы дать хоть какой-то выход бешеному гулу в крови. Эрин потребовалось не больше одного шага, чтобы оказаться рядом, беззвучно опуститься на ковер. Она положила ладонь на бедро художника и вела вверх, пока не встретилась пальцами с его рукой, а глазами - с предвестьем ослепительного безумия. - Кажется... я понимаю, как это будет. - ее шепот прерывался от предчувствия.

Эрнест Верней: Эрнест улыбнулся ей - своей особенной улыбкой, заставляющий вспыхивать сердце, открытое навстречу солнечному безумию, сжал ее пальцы в горячем пожатии. У него больше не осталось сомнений: их с Эрин увлекал один и тот же поток, этот поток нес пару к одному и тому же устью и увлекал в общую бездну... На этом пути слова были лишними, они понимали друг друга по малейшему движению, по вздоху, по трепетанию ресниц. - Я вижу...Пойдем же, Эрин... Он привлек ее к себе, так что напряженный знак его мужества коснулся ее живота, и лишь огромным усилием воли заставил себя остановить начавшуюся взаимную ласку - чашу нельзя было опрокинуть раньше времени, и безбожно расплескать вдохновение, предназначенное для создания нового, того, что будет неизмеримо большим, чем каждый из них. И Эрнест только освободил Эрин от белья и расстегнул наней платье, позволив ткани соскользнуть с плеч и открыть его жадному взору две смуглые полусферы. "Вот теперь... И кисти, и краски..." Комната окончательно утонула во всполохах закатного пламени - в малиновых, золотых, лиловатых и ярко-красных тонах, воздух как будто ожил, превратив их общее пространство из заурядного "офиса" в настоящую пещеру тельхина. ...Теперь художник сидел на краю кресла, придвинув к себе подставку с планшетом, так, чтобы до нее можно было достать вытянутыми руками. Справа и слева от него стояли открытые баночки с гуашью, тушью, сурьмой и акварелью. Эрин оказалась на полу, между его разведенными коленями, она опиралась на них руками - и была сейчас полностью свободна в своем выборе ритма и движения. "Как можно дольше... Как можно дольше, прошу тебя".

E.Welthorpe: Прикосновение ее языка вначале было как капелька воды - легкая и прохладная, медленно потекла от ямки между ключиц вниз, до пупка, чтобы выпорхнуть поцелуем-бабочкой, касавшейся Эрнеста то тут, то там, в поисках своего цветка. А найдя, вначале быть нежнее нежного, затем смелей и жарче, полнее принимая его в себя, обнимая языком и губами

Эрнест Верней: Это напоминало танец жрицы со змеем... Она дразнила его, распаляя, заставляла до предела напрягаться в атаке, захватывала в тесный и жаркий плен и выпускала в тот миг, когда оргазм казался неотвратимым, как схождение лавины. Она чувствовала его так, как будто Бог создал их из одной глины, замешав плоть,на морской воде и оливках, а души - на пепле и огне Санторина. Эрнест не солгал Эрин - он был слеп, телесным зрением он различал лишь закатное золото за окном, и яркие цветовые пятна, но в остальном его вело наитие, он даже ни разу не посмотрел, в какой оттенок окрашивается кисть - он знал, что ошибки быть не может. Его руки были как две птицы, летящие сами по себе, они не просто писали фантастический портрет прекрасной женщины, они участвовали в демиургии. Не прерывая рисунка, он склонился к ней и стал осыпать поцелуями ее затылок, и только стонами, похожимии на жалобы смертельной боли, мог выразить свой страстный восторг. - Эрин...

E.Welthorpe: Свет тек через их тела, пронизывая насквозь: лиловые тени, золото и медь закатного солнца и прозрачный алый отблеск на стекле. Медью отсвечивало тело Эрин, Эрнеста золотил закат: не пара любовников, а жрица, поклонявшаяся божеству, пробудив его ото сна и с ним соединившись в неразрывном, экстатическом единстве. Его голос забирался Эрин под кожу, охватывал сердце горячим щемящим коконом, проникал внутрь Эрнест... - имя уже в ее сердце, и, оставаясь там, выталкивается в аорту, несется в крови, звуча во всех ее жилах, каждым нервом, в самом ее существе Две струны, поющие вместе, сливаясь в одну мелодию, которая разом взетела от плавных переливов до самой высокой ноты, звенящей уже на пределе напряжения



полная версия страницы