Форум » Недавнее прошлое » Весна 1964 года, Лондон. » Ответить
Весна 1964 года, Лондон.
E.Welthorpe: Участники: Фил Райли, Джон Салленвуд, Эрнест Верней, игротехи. Внимание! Данный тред содержит откровенные сцены сексуального характера. Если вам еще не исполнилось 18 лет, а также если вы считаете чтение подобных отыгрышей для себя неприемлимым - "пожалуйста, покиньте этот зал". Спасибо.
Джон Салленвуд: Он слышит ее шаги. Он чувствует ее запах. Он отчетливо помнит: это уже было прошедшей осенью. Сейчас она сядет рядом. Положит ногу на ногу. Он искоса посмотрит на ее колени... бедра... талию... грудь... Проследит за ее рукой. Ее тонкие пальцы поднесут к губам сигарету, и он подумает: «Какие когти...» И опустит взгляд на ее каблуки. И вновь медленно поднимет голову. И потянется за зажигалкой. И высечет искру. И встретится с ней глазами. - Заждался? Нет, прошлой осенью она говорила по-другому, и смотрела иначе, и не улыбалась. Теперь - улыбается. Будь он поэтом, нашел бы тысячи слов, чтобы описать ее улыбку. Но он не поэт и не может найти ни одного. - Как поживаешь, Большой Лу? Он отставляет стакан. С трудом сглатывает. Ему кажется, будто голос застрял в горле, вцепился в стенки, царапая и надрывая их, но ему удается найти в себе силы, чтобы вытолкнуть наружу то, о чем он давно молчал. - Не называй меня так больше... Я не хочу. Она как Медуза Горгона - открыто смотреть ей в лицо нельзя. Но он смотрит. Каменеет, но смотрит. - Я люблю тебя. Она по-прежнему улыбается, но теперь он, хоть и не поэт, легко находит нужное слово: недоверие. - И что же?.. - Я сказал жене, что хочу развестись. - И она, конечно же, пошла тебе навстречу. Насмешка. Не горькая - откровенно злая. Он не отводит от горгоны глаз. - Я люблю тебя, - повторяет уже почти бездыханно, шепотом. Она протягивает руку, проводит тыльной стороной ладони по его щеке. - Джонни... не надо. Он норовит поймать ее ладонь. Плевать ему на ее предостерегающие жесты. Плевать ему на договор, который заключил прошлой осенью с Моной тот, кого она зовет Большим Лу. Это он обещал молчать и не прикасаться к ней, пока она делает с ним все, что хочет. Джонни ей ничего не обещал. Большого Лу можно было привязывать к стулу, пристегивать наручниками к спинке кровати, душить, давить, пинать, царапать, резать, расстреливать из незаряженного пистолета, казнить любыми способами множество раз, его можно было люто ненавидеть и не брать с него денег лишь потому, что он был согласен служить ей козлом отпущения и находил для себя в этом какой-то глубокий смысл. С Джонни этого делать нельзя. Поэтому Джонни ей не нужен. Ни как клиент, ни как друг, ни тем более как человек, собравшийся разводиться с женой. - Ты меня убиваешь... Мона смеется - громко, искренне, так что от неожиданности вздрагивает даже бармен, не только сидящие неподалеку. - На этот раз по-настоящему. Поднимаясь, Салленвуд неловко проводит по стойке рукой. Майкл кидается спасать иностранное блюдо с рисунком. Пустой стакан, как и следовало в конце концов ожидать, летит на пол. За ним следует полная окурков пепельница. Ну да ничего, прибраться недолго. Недолго и выставить счет. После таких вечеров Джон обычно не помнит, за что с него причитается, хозяина материт, но платить не отказывается. Майкл у него на хорошем счету, Майклу он доверяет. - Эй, Майки!.. Присмотри за собакой... - Непременно, - отзывается бармен, пряча Цербера от греха подальше. Он все еще слышит смех Моны, когда оглядывается в поисках француза и рыжего и когда приближается к столику в темной нише, где расселись эти молокососы с девицами. - Всё. Давайте. На выход.
Фил Райли: Черт. Когда Фил, все еще разомлевший от губ Мейбл, встречается с глазами сержанта Салленвуда, ему становится не по себе, и девушка рядом съеживается, как собирается в кулачок ее маленькая ладонь под рукой Райли. Было бы идиотизмом спрашивать, все ли с ним в порядке. Нихера не в порядке. Вообще. У него лицо как у человека, который узнал что через три дня умрет. Поэтому Фил шепчет своей даме извинения, целует ей бледную щечку и поднимается из-за стола. - Сейчас, шеф. У стойки он сует Майклу деньги и добавляет сверх счета, чтобы "присмотрел за малышкой" - первый и последний раз, когда Фил так поступает - а потом возвращается, уже совершенно трезвый с виду.
Эрнест Верней: "Эртебиз!" Эрнест покорно опускает глаза под взглядом полицейского. Притворяясь расстроенным, тихо шепчет на ухо Джулии: - Прости, детка, я должен уйти... Загляну на днях. Не скучай без меня. Он машинально производит необходимые действия, расплачивается с барменом, накидывает на плечи куртку, продевает руку в ремень сумки. - Я в вашем распоряжении, сэр.
Джон Салленвуд: - Зови меня Джоном, тебе можно. Одной рукой он по-дружески обхватывает за шею рыжего Райли. Другой точно так же обнимает Вернея. - И тебе тоже... ага. Окинув походя взглядом смутившихся девушек, кивает кучерявой блондинке. - А тебя как звать, Мэрилин?
Эрнест Верней: - Я Джуууулия, - томно тянет девушка и улыбается. Она совсем было приуныла от попытки француза оставить ее ни с чем, но под заинтересованным взглядом Джона воспрянула духом. - Ну куда же вы собрались так рано, мальчики? Возьмите нас с собой... погулять... Эрнест испытал сложное чувство, когда тяжелая рука Салленвуда обхватила его шею, и это несколько выбило его из колеи. На просьбу девушки он только рассеянно кивнул, решив на сей раз уступить инициативу старому и новому знакомым, и задумался. Ему было чертовски интересно, что такого могла сказать Джону незнакомка у стойки - из-за чего этот крепкий мужик находился теперь в такой разрухе? Меньше всего он походил на нежного Ромео, способного лить слезы или напиваться в дым по поводу бабьих причуд.
Джон Салленвуд: - Джу-у-улия, - передразнивает ее Салленвуд, копируя в точности девичий тон и улыбку. Он пытается развернуться - и не может, застряв между двух парней, и не догадывается, что ему следует всего лишь отпустить их. Вместо этого он задирает голову, оглядывается через плечо и орет, перекрывая гудящие голоса в забегаловке - чтобы слышала та, у стойки. - У меня тут Джулия, бл*дь! А? Как тебе? Не смешно, что ли? Мона меряет его презрительным взглядом и отворачивается. Наклонившись над стойкой, Майкл что-то шепчет ей на ухо. Ну, раз им не смешно, остается только рассмеяться самому. И вернуться к своим баранам с овцами. - Бери свою подружку, Джулия. Как там ее... Офелия, о нимфа?
Фил Райли: Крошка вздрогнула, совершенно искренне испугавшись? когда Джон заорал через весь зал. С таким характером не видать ей даже подружкиного улова. - Детка... - теперь Фил слегка покачивается, но это больше оттого, что пытается одновременно удержать на месте сержанта и Эрни - у Майкла кое-что для тебя есть, закончишь - подойдешь. А мы пожалуй того, отчалим. Позже кто-то из старших по званию ли, по возрасту, называл Фила идиотом за ненужное благородство. Что с того, что один раз он убережет девчонку от ночных приключений, ведь она же поверит, что так бывает всегда. Что случайный знакомый не потащит ее трахать после стакана выпивки, чтобы потом обобрать и выгнать на улицу с синяком под глазом. "И если в следующий раз она влетит в неприятности - виноват будешь ты, хороший парень Райли." Но это будет позже, а пока Рыжий старательно пытается продвигаться к выходу. - Пошли воздуха глотнем. Для начала...
Эрнест Верней: - Для начала хорошо бы отлить - если собираемся продолжить в том же духе, набираться и куролесить всю ночь, - усмехнулся Эрнест. Но это житейское пожелание повисло в прокуренном воздухе и едва ли было кем-то услышано. Рука Джона по-прежнему обхватывала его шею, и он поддерживал полицейского насколько мог бережно, но такая диспозиция существенно ограничивала свободу движений. Джулия, вдохновленная Салленвудом, окончательно решила не упускать свой счастливый случай, и повисла у художника на спине, вцепившись в его куртку, как испуганная кошка: - Мальчики, мальчики, я с вами! "Шикарно начинается вечерок. Как в добрые старые времена..."
Джон Салленвуд: - Ты... это... Салленвуд медленно поднимает руку, чтобы освободить наконец от своих объятий ерзающего на месте француза и ткнуть пальцем в «нимфу». - Помяни меня... в молитвах... - И кивает вместо нее, сам с собой соглашаясь. - Вот так. Выполняй. Распорядившись таким образом, он отпускает и рыжего, слегка подталкивает его в спину - к выходу. На улице голове стало легче. Желудку - наоборот. Придерживаясь стены, Салленвуд старается как можно скорее забраться в тень, подальше от слепящих вывесок, от чужого перегара, от дыма - этого самого что ни есть великого смога, от которого этим вечером впервые на его памяти у него вдруг заслезились глаза. Сколько бы он ни выпил сегодня, он знает: бывало и больше, но так тяжко не бывало еще никогда. - Трой... Проведя ладонью по животу, он смотрит на свои пальцы так, будто ожидает увидеть на них кровь, и хмурится, не увидев. Не поверив. - Она меня достала... «Лежи. Не двигайся», - вот что он должен услышать в ответ, пока констебли оттаскивают от него вопящую не человеческим и даже не звериным - каким-то потусторонним - голосом девицу, отнимают у нее портняжные ножницы, скручивают и уводят. Но Троя рядом нет. А о тех, кто есть, Джон забыл. Наткнувшись рукой на водосточную трубу, он прижимается лбом к шершавому ледяному металлу. Закрывает глаза. Шумно, тяжело дышит. Так скорее пройдет... чтобы уже не вернуться.
Фил Райли: - Джон... - пару минут Фил выжидает, и Эрни не пускает, чтоб не лез, потом подходит, дотрагивается до плеча. - Отвезти тебя домой?
Джон Салленвуд: Не отлепляясь от трубы, Салленвуд поворачивает голову, смотрит на парня, несколько секунд вспоминает, кто это такой. А вспомнив, снисходительно улыбается. Распрямляется насколько может и указывает вверх, на темные окна - наискосок, над баром.
Эрнест Верней: Эрнест смотрит на черные прямоугольники окон, переводит взгляд на Джона... и слегка качает головой: не нужно быть пророком, чтоб догадаться - никто не ждет этого парня по вечерам в уютном свете кухонной лампы, с вкусным ужином и добрым словом. Зато берлога прямо над баром, как удобно. "Из породы одиноких волков ...и самых верных псов", - мелькает в сознании еще одна странная мысль, и неожиданно в висок раскаленным железом вонзается мигрень. Эрнест инстинктивно прижимает ладонью источник боли, и на несколько мгновений напрочь забывает английский. - Les garçons, probablement, nous est mieux se lever par tout ensemble... Est pas trop confortable ici.* И ему совсем не кажется безумным, что боль, разворачивающая череп изнутри - на самом деле боль Джона... Черт знает какая боль, тайна, разъедающая душу и внутренности не хуже купороса. Может быть, носящая имя женщины, а может быть - с невинным детским личиком. ** - Вау, котик, - стонет Джулия, возникшая из ниоткуда, и повисает у Эрнеста на шее. - Как клево! А поговори еще по-французски, ну, пожалуйста, пожалуйста! Она не намерена уходить, чтобы не вытворяли мужчин. Пусть одного тошнит, а другой бормочет что-то несвязное, а третий вообще уставился оловянными глазами в пространсво - она не упустит, не упустит свое приключение, за которым может скрываться шанс... _________________________________________________________________ * Ребята, наверное, нам лучше подняться вместе. Здесь не очень уютно. ** персонаж хорошо помнит первую встречу, недавно после сенсорной депривации в клинике, и вообще - эмпат.
Фил Райли: Фил косится на очередную попытку англо-французского единения с заметной брезгливостью. В данный момент Рыжий решает насущную проблему, выбирая из двух зол: вернуть шефа домой в таком состоянии или привести в чувство где-то на стороне, а потом пусть идет. В первом случае скандал неизбежен, но вряд ли перерастет во что-то по-настоящему опасное, Джону слишком хреново: только сунуть голову под кран и спать, неважно о чем зудит домашняя пила. А утреннее возвращение, даже в трезвом виде, может быть равно целому дню обид и упреков: мол, где тебя носило... Но в конце концов, у них, полицейских, не редкость ночная работа и помятый вид после дежурства почти обязателен. Фил читал достаточно детективов, чтобы это знать. - Понял. - он косится на окна, и как будто уже видит женскую фигуру, сердито запахнувшуюся в халат. не зажигая света, без радио, без сигарет, спрятанных за пачками с солью, по одному ругательству на каждое щелканье стрелки часов. - Тогда наверное надо валить.. пока свои ж не замели. Эрнест ты это... далеко живешь?.
Джон Салленвуд: - Она уехала, - сообщает Салленвуд, как будто это все объясняет, и поводит бровями, словно добавляя к сказанному: она отправилась к своей сестре, чтобы поведать ей о том, как я мерзок, и теперь вся надежда на Джоан, у которой палата ума и острый язык, попадись только, уж она тебя прополощет, эта сестрица Джоан, красивая талантливая стерва, за что и нравилась мне - нравилась куда больше, чем Джулия, но не мог же я жениться на собственной тезке, "Джо, дорогая", это звучало бы глупо, вот я и подумал, да ну ее, а у Джулии в то время были такие теплые руки, и губы, и глаза, я решил, что она нужна мне, она решила, что я ей нужен, мы решили, что у нас много общего, и даже наши с ней половые клетки решили так, а теперь я молю Джоан, на нее уповаю, чтобы она уговорила Джулию со мной развестись, потому что иначе я пойду в суд и буду доказывать, что я плохой муж и не люблю ее, а моя жена будет плакать и без зазрения совести врать судье, утверждая обратное, не знаю, что вообще может быть глупее, чем подавать в суд на самого себя, чтобы доказывать отсутствие наличия самого важного в жизни - смысла. Что если я действительно это докажу? Что тогда со мной будет? Смогу ли я подняться?.. - Всего лишь подняться, - неожиданно четко произносит он вслух. И окликает девчонку, повисшую на Вернее, как экзотический галстук: - Ну что, Джулия. Пойдем-ка проверим, может ли он по-французски еще что-нибудь.
Фил Райли: - Тогда пошли. Фил безотчетно кивает, он по-прежнему рубаха-парень и предпочитает не заострять внимания на том, что между первой и следующей фразой у Джона проходит добрых полторы минуты и Бог знает, что ему в это время приходит на ум. Всего лишь подняться - по лестнице. Устроить его на диван, упрятать табельноеоружие вне пределов досягаемости, взять под мышку Эрни с его бабенкой и отчалить вон.
полная версия страницы