Форум » Недавнее прошлое » Зима 1965 года. Париж. Особняк графа де Сен-Бриза. » Ответить
Зима 1965 года. Париж. Особняк графа де Сен-Бриза.
Эрнест Верней: Граф де Сен-Бриз проводит новогодние праздники в своем поместье в Бургундии. Это редкий год, когда семья собралась в полном составе: первая и вторая жены графа и дети, рожденные от обеих. Не считая многочисленных сестер и братьев, кузенов и кузин, тетушек и дядюшек... И друзей-соседей, собравшихся со всей округи. Старший и любимый сын, Эрнест Верней, после долгих уговоров, прибыл на семейное торжество в компании своей невесты, Лидии Фотиади. Вся родня имела удовольствие посмотреть на необыкновенную девушку, каким-то образом сумевшую обуздать буйство характера виконта, отвлечь его от модного распутства и "завиральных" революционных идей (по крайней мере, приучив не высказывать их столь бескомпромиссно, что это грозило исключением из Сорбонны), и обратить его мысли к домашнему очагу. Не случайно на недавней столичной выставке, где работы Эрнеста имели большой успех, значительная их часть представляла собой портреты Лидии. По всеобщему убеждению, вскоре должна последовать официальная помолвка и свадьба. Но что-то идет не так... В отношениях молодой пары чувствуется напряженность, напряженность возникает и между потенциальными свекром и невесткой. Вернувшись в Париж, граф Эжен де Сен-Бриз почувствовал, что ему необходим совет. А может быть, и более серьезная помощь. И позвонил доктору Шаффхаузену.
Эрнест Верней: Граф де Сен-Бриз не успел сообщить Шаффаузену, что его сын, как и тысячи других парижских студентов и парней с рабочих окраин, предпочитает ездить на метро и ходить пешком, а девушку катает на такси. Не предупредил он доктора и о том, что ужин в компании Эрнеста очень мало напоминает традиционную семейную трапезу в респектабельном кругу. Оставалось надеяться, что суп из омара, пулярки и артишоки, поданные на обед, несколько примирят Шаффхаузена с макаронами и полентой за ужином. *** - Эрнест, - капризно надула губки Лидия. - Мы опаздываем... - Сейчас, дорогая. Только переоденусь. - молодой человек, отмывая под краном перепачканные тушью руки, обернулся через плечо и улыбнулся невесте. Выглядела она экстравагантно: короткое шелковое платье в черно-белой гамме, белые "жокейские" сапоги* с черными пряжками, на плечах - длинный палантин из воздушного белого шифона, черные, как смоль, волосы собраны в высокую прическу, и украшены заколкой в виде белой орхидеи (в свое время она была выполнена ювелиром с площади Вандом** по рисунку Эрнеста), руки унизаны кольцами, шею украшает жемчужное колье. - Ты должен был быть готов час назад! Такси уже ждет. - Но ты ведь не хочешь, чтобы я отправился в гости прямо так? Мне наплевать на условности, однако ты потребовала галстук и рубашку. Мне нужно было все это отыскать и погладить. - Ну конечно... Я, как всегда, виновата! Между прочим, у меня сегодня не очень-то много времени. Я должна вернуться домой не позже полуночи. Отец завтра принимает компаньов из Афин, он хочет, чтобы я непременно присутствовала. - Лидия, - Эрнест взял девушку за плечи и развернул лицом к себе: -Когда ты усвоишь, что твой дом - здесь, рядом со мной? - Не раньше, чем мы с тобой официально поженимся, дорогой, - рассмеялась она. - И если ты не согласишься повенчаться со мной в греческой церкви, боюсь, у тебя и дальше будут проблемы с моим отцом. Для него брак, не освященный церковью, не является браком. Верней поднял глаза к небу, но смолчал, не желая сейчас вступать в долгую дискуссию. Четверть часа спустя они оба сидели в такси, и Эрнест, рассеянно отвечая Лидии, что-то щебетавшей насчет преимущества отдыха в Греции по сравнению с Ривьерой, старался настроиться на встречу с отцом... Он прекрасно понимал, что во время новогодних праздников ему не удалось провести проницательность графа и убедить его в своем безоблачном счастье. В общем-то,мнение отца о Лидии не должно было волновать Эрнеста, поскольку и сам брак, и все связанные с ним ритуалы воспринимались им как буржуазные предрассудки - однако скепсис и сомнения графа де Сен-Бриза в значительной степени отражали сомнения Эрнеста Вернея... *** - Добрый вечер, мадемуазель, добрый вечер, месье виконт. - голос Жана, как всегда, был мягким и вкрадчивым. - Месье граф ждет вас в голубой гостиной на аперитив. - Жан, - начал было Эрнест. - Сколько раз я просил тебя... Он хотел добавить - "не называть меня виконтом", но не успел, поскольку в него попала парфянская стрела: - Да, месье, я забыл добавить, что месье граф пригласил к ужину месье Шаффхаузена. - Кого?! - Месье Шаффхаузена. - вкрадчиво повторил мажордом. И добавил с особенным удовольствием: - Шафф-хау-зена. Первым побуждением Эрнеста было развернуться и уйти, но его остановил раздосадованный и недовольный взгляд Лидии. Ей не хотелось опаздывать на ужин, и она сразу поняла, что столкнулась с какой-то очередной тайной из жизни жениха... О, как же она ненавидела его прошлое. - Кто такой этот Шаффхаузен, Эрнест? - спросила она, пока они поднимались по лестнице. - Доктор. Наш...друг семьи. ________________________________________________________________ *так действительно носили. И сейчас кое-где носят... **на площади Вандом располагаются самые лучшие и дорогие ювелирные магазины Парижа.
Эмиль Шаффхаузен: Шаффхаузен и хозяин дома уже успели пропустить по бокалу кира, когда слуга доложил о прибытии молодого виконта и его невесты. Когда молодые вошли, доктор встал и, после того, как граф представил их друг другу, вручил девушке букет, сказав пару дежурных комплиментов, потом пожал Эрнесту руку. Ответное рукопожатие было каким-то вялым, и Шаффхаузен обратил внимание на то, что молодой человек плохо скрывал свое раздражение и часто отводил взгляд. - Рад видеть вас в добром здравии, месье Верней. Как продвигается ваша учеба? Как успехи на художественной ниве? - спросил он, не рассчитывая, впрочем, получить искренние ответы. Между отцом и сыном явственно натянулась нить напряжения, стоило молодым людям переступить порог гостиной. Но девушка, чья эффектная и броская красота так напоминала царицу Клеопатру* в исполнении Элизабет Тейлор, нисколько не смущалась этим или вообще не замечала ни холода в вежливых фразах Сен-Бриза, ни вызова в ответах Эрнеста. Она хлопала ресницами, точно бабочка своими крыльями, и что-то весело щебетала о последней выставке работ своего жениха и о том, как было бы замечательно отправиться весной в Грецию... - ...ведь там так живописно! А вы бывали в Греции, доктор Шаффхаузен? - девушка устроилась в кресле рядом с Эрнестом и отпила глоток шампанского, пока он наливал себе мартини. - К сожалению, в самой Греции бывать мне не доводилось, только на Кипре, да и то в период, не очень благоприятный для отдыха**... - ответил Эмиль, вспоминая, как ездил туда на реабилитацию жертв греко-турецких военных столкновений. Удручающее зрелище - война в столь райском месте... - А вы, я так понимаю, гречанка? У вас очень чистое французское произношение, но все же есть мягкий южный акцент. - заметил доктор. ________________________ * имеется в виду недавно вышедший в кинопрокат фильм "Клеопатра" 1963 года, совместного производства США, Великобритании и Швейцарии. ** в 1963-64 годах на Кипре был ряд военных конфликтов между турками-киприотами и греками-киприотами.
Эрнест Верней: Пока доктор светски болтал с его невестой, Эрнест смотрел на отца, даже не пыаясь скрыть укоризны и раздражения. Он не верил в "рояли в кустах" и понимал, что его психиатр оказался здесь не случайно. Может быть, в другое время Верней и не прочь был бы повидать этого человека, которому, как ни крути, был обязан жизнью, но встретиться с ним без предупреждения, да еще в присутствии Лидии... Все это напоминало неумелую и грубо расставленную ловушку. - Ты выглядишь усталым, - обратился к нему отец, передавая бокал шерри, - Ты здоров? - В докторе я не нуждаюсь, - с иронией ответил молодой человек. - И между прочим, папа, ты тоже хреново выглядишь. - Я знаю, - вздохнул Сен-Бриз. Чутье охотника подсказало ему, что пора нанести удар: - Я пригласил доктора для себя. Мне повезло, что месье Шаффхаузен смог приехать... Удар попал в цель. Эрнест поставил бокал, не сделав глотка, и другим тоном спросил: - Что с тобой? - Пока еще не знаю. Плохо сплю, даже со снотворным, и вобще мне как-то не по себе... *** Лидия, втянувшись в беседу с доктором, в то же время внимательно прислушивалась к тихому разговору отца и сына. Все, что выпадало из зоны ее контроля, тревожило и вызывало раздражение. Ей очень хотелось нравиться графу де Сен-Бризу - не только как будущему свекру, но и как инересному и умному мужчине...к тому же весьма богатому...- но она инстинктивно понимала, что пока не очень-то преуспела. И, возможно, утонченный изысканный граф находит ее внешность чересчур своеобразной. С Эрнестом в этом отношении было проще, он считал ее красавицей, и неустанно доказывал свои чувства самым пылким образом. И гречанке весьма льстило подобное поклонение. Роман с Эрнестом расцвечивал ее жизнь яркими красками, и возносил на вершину самых сладостных переживаний, но все же... их любви чего-то не доставало. Стабильности. Респектабельности. Всеобщего восхищения и одобрения родни... и денег. Да, денег. В сравнении с доходами графа, да и с тем уровнем достатка, к которому Лидия привыкла в доме отца, у художника не было ни гроша. Это очень удивляло девушку - ведь Эрнест был удачлив, успешен, деньги текли к нему ровным постоянным потоком, но отчего-то никогда не задерживались надолго. И ладно бы, все они тратились на Лидию и обустройство семейного гнезда! Он никогда и ни в чем не отказывал ей, это правда, ради удовлетворения ее прихотей он хватался за то, за что раньше не брался, легко делал долги, но... этого было недостаточно. "К чему такие усилия, когда все может быть проще?" - думала Лидия, поглаживая рукой дорогую обшивку удобного кресла. - "Ему надо всего лишь занять подобающее положение, оставить свои сомнительные увлечения и всех этих ужасных знакомых из Университетсткого квартала, и...начать оформлять витрины, магазины, рестораны, дома. И почаще бывать в доме отца. Тогда... тогда никто не возражал бы против нашего брака, да и ему самому было бы не отвертеться." Их пригласили в столовую. Лидия улыбнулась и взяла Эрнеста под руку.
Эмиль Шаффхаузен: Из разговора с девушкой доктор понял для себя одно - она капризная папина дочка. Даже будучи рядом со своим женихом, она использовала возможность невинно заигрывать с ним, начиная от наивных вопросов и заканчивая жеманным улыбочками и кокетливыми жестами. И еще, видно было, что визиты в дом графа инициирует скорее всего она сама - ей здесь нравилось в отличие от Эрнеста, этого убежденного социалиста и противника буржуазного образа жизни. Она то и дело прикасалась к мебели, с удовольствием пила Моэт Шандон со смородиновым ликером, и то и дело посматривала на графа де Сен-Бриз, ощупывая взглядом его дорогой костюм. По сравнению с небрежным внешним видом художника-Эрнеста граф был просто образцом элегантности и стиля, и ей, с ее кричащими безделушками и ярким макияжем, такая элегантная простота наверняка казалась признаком настоящего богатства и аристократизма. "Богатство и положение отца - уж не это ли ее так влечет сюда? Эрнест - наследник, и она будет терпеливо выжидать, когда ей перепадет доля от семейного пирога Сен-Бризов... Пиранья... маленькая греческая пиранья." - пришел к невеселому заключению доктор. - "Все детки нуворишей одинаковы в своем стремлении взобраться на пирамиду по чужим головам и сердцам..."
Эрнест Верней: Во время ужина Эрнест пребывал в состоянии мрачной задумчивости, и нехотя ковырял вилкой любимую поленту. Присутствие Шаффхаузена, причиной которого оказалось нездоровье отца, против воли, сильно встревожило молодого человека. И в то же время перед его мысленным взором проносились события трехлетней давности: навсегда сомкнутые, остывшие губы любимого человека, которые он с рыданиями целовал перед тем, как Сезара положили в гроб, запах газа, тошнота, галлюцинации, больница, бешеный разгул в Париже, вторая попыка самоубийства, клиника Сен-Бернара, клочья вспоротых вен, наркотический туман - и клиника Шаффхаузена, белое здание, в окружении кипарисов, миртов и олеандров. И последующие полотора года, прошедшие, точно во сне... Пробуждением ото сна стала Лидия. Лидия, с которой он связал новые надежды на любовь и жизнь, к которой тянулся душой и телом, желая отдать все - но гречанка оказалась столь же скупой на истинную нежность и дружбу, сколь и жадной до чувственных ласк и всей той дребедени, что составляет счастье и восторг "обычной женщины". Она как будто и не спорила с ним, не выдвигала прямых требований, стремилась получить желаемое окольными путями - но всегда получала то, что хотела, будь то поцелуй, кольцо с красивым камнем, новенький кошелек, страстная ночь любви или не менее страстный скандал. Взрывной греческий темперамент давал себя знаь на каждом шагу, Лидия была нетерпелива, горда и "скора на расправу", и в сочетании с природной вспыльчивостью Эрнеста их союз представлял собой нечто вроде романа Этны и Везувия. Само по себе это было и неплохо, и поначалу вдохновляло художника на твореческие поиски и новые сюжеты, но к концу второго года отношений начало изрядно утомлять и раздражать... Тем более что Лидия постепенно, шаг за шагом, но очень методично опутывала Эрнеста целой сетью уловок, лишая его свободы, выдавливая и оттесняя не нравящихся ей друзей и подруг, ломая под себя привычки и образ жизни художника. И все это подогревалось костром ревности, куда Лидия никогда не забывала подкинуть дров. За ней вечно носилась толпа кавалеров (не считая женихов, которых ей регулярно предлага родня), и гречанка находила своеобразное удовольствие в стравливании самцов. Правда, после того, как одна неловкая ситуация закончилась жестокой дракой Эрнеста с неким Марио, рассаженой бровью и вывихнутым плечом для одного и сломанным носом для другого, а также солидным штрафом для обоих, Лидия стала осмотрительнее... Но сегодня за ужином девушка была - само очарование. Она как будто задалась целью свести с ума всех присутствующих мужчин, включая слуг, и ее пышная грудь, выступающая из открытого платья, являла собой невероятно соблазнительное зрелище. - Вы надолго в Париж, доктор? - спросил Эрнест у Шаффхаузена, улучив момент, когда сиог вставить слово. - Я во подумываю, не нанести ли визит к вам на Юг ближе к Пасхе. Можем вместе порыбачить в заливе. - Порыба-а-ачить? - протянула Лидия, перебивая жениха. - Эрнест, а как же я? В лодке меня укачивает, значит, я буду сидеть на берегу? Мужчины! Хотя... (на ее губах запорхала улыбка) если месье де Сен-Бриз составит мне компанию...Рыбачьте, мальчики. Понимая, какое впечатление весь этот пассаж произвел на отца, Эрнест мучительно покраснел. "Он решит, что она полная дурочка..."
Эмиль Шаффхаузен: Шаффхаузен отметил, как ловко эта девица встревает в разговоры и какое упорство она проявляет в своем стремлении удерживать всех присутствующих мужчин в поле своего зрения и контроля. Глядя на Эмиля, она клала руку поверх руки Эрнеста, а другой рукой делала жест в сторону графа де Сен-Бриз, или посылала недвусмысленные сигналы им обоим, говоря какую-нибудь чепуху вроде этой. "Странно, что Эрнест не замечает этого... или замечает - и от того так мрачен? Пожалуй, кое-что нам бы стоило обсудить уже теперь, не откладывая в долгий ящик..." - Я буду в Париже еще как минимум, пару дней, но, возможно, задержусь до конца недели. Однако, вы можете приехать в Антиб в любое время, хотя на юге пока и не сезон для рыбалки. Думаю, что для ваших кистей снова найдется работа в часовне... - Шаффхаузен употребил кодовую фразу, понятную только им двоим, но она и тут немедленно встряла: - Часовня? Ты расписывал часовню? Моему папе это должно понравиться! А почему ты мне раньше не говорил об этом? Я хочу посмотреть! Доктор, вы покажете мне эту часовню, ведь правда? - очаровательно улыбнулась эта греческая дива и ее ресницы-бабочки снова затрепетали, а губки сложились в капризную линию. Но на доктора ее женские уловки произвели отталкивающее впечатление, он не любил женские манипуляции, которыми его регулярно изводила Жанетт, доставшаяся ему вместе с клиникой друга в наследство.
Эрнест Верней: - Я не говорил, потому что мне неприятно об этом вспоминать, - резко и отрывисто ответил Эрнест, - И я сильно сомневаюсь, что твой папа пришел бы в восторг от моего творчества... Во-первых, он ни х..я не понимает в живописи, а во-вторых, там в основном х..и и были нарисованы. - Эрнест! - воскликнула скандализованная Лидия, покраснев так же сильно, как и ее жених за минуту перед тем. - Ты...Ты... Возможно, дальше последовали бы слезы, но молодой человек не дал ей времени довести мизансцену до конца. Поднявшись из-за стола, он проговорил: - Я уже сыт, благодарю. И покину вас на несколько минут. Он вышел из столовой, чувствуя, что готов провалиться сквозь землю от стыда за все происходящее... и прежде всего за самого себя. Отец, а теперь еще и Шаффхаузен - они не должны были видеть его таким (покорным? слабым? смирившимся? - он не знал точного ответа). Но они видели. *** - Я прошу прощения за моего сына, - мягко проговорил Сен-Бриз. - В случившемся есть и моя вина. Перед обедом я сказал Эрнесту кое-что, что его сильно расстроило... И разговоры про Антиб... Наверное, не стоило касаться этой темы. Он вопросительно посмотрел на Шаффхаузена, потом ободряюще улыбнулся Лидии и нежно пожал ей руку: -Но не будем идти на поводу у его дурного настроения. Эрнест скоро вернется, а мы пока попробуем десерт... Мой повар превзошел сегодня самого себя.
Эмиль Шаффхаузен: Шаффхаузен покивал головой в знак согласия, но взглядом постарался передать графу нечто иное - дело не в Антибе и дурных воспоминаниях... Однако, Сен-Бриз был искренне расстроен и огорчен выходкой сына и не увидел этого намека. Эмиль вздохнул и включился в обсуждение тонкостей французской кухни. Десерт и впрямь был превосходен, и девушка вскоре снова уже была весела и беззаботна, и перестала поглядывать на дверь, в которую вышел ее жених. Однако, тревога графа, напротив, все возрастала, и вскоре он тоже извинился, преодолевая смущение от вынужденного нарушения негласных правил гостеприимства, и вышел из столовой. Шаффхаузен и Лидия остались вдвоем доедать десерт. - Расскажите, если вас это не смутит, а как вы познакомились с Эрнестом? На выставке? - спросил он для того, чтобы с одной стороны поддержать разговор, а с другой, чтобы потом сравнить версию девушки с версиями Эрнеста и его отца. Иногда в таких случаях это были три несовпадающих рассказа об одном и том же событии...
Эрнест Верней: - Да ну что вы, доктор, чему ж тут смущаться, - весело рассмеялась девушка, и в ее темных, как маслины, глазах появился лукавый блеск. - Конечно, я расскажу. Нет, это было не на выставке. Но зато так романтииииично! Мы с подругой собрались в кино, на новый фильм с Жаном Марэ...* Но нам не хватило в кассе билетов, представляете? Мы так расстроились! Чуть не плакали! А Эрнест... Он был там с другом и просто услышал наш разговор. И они отдали нам свои билеты, представляете? Лидия помолчала, чтобы усилить впечатление, и глубоко вздохнула. - Мы, конечно, были очень благодарны, и согласились попить с ними кофе после сеанса... Я, правда, сначала не хотела идти с незнакомым парнем, тем более, что он так на меня смотрел, но отказать было бы невежливо. Я схитрила: предложила отправиться в кофейню на улице Харп, которую держат мои дядя и тетя. Гречанка звонко рассмеялась и метнула на доктора многозначительный взгляд. "Да уж, схитрила... Просто хотела быть хозяйкой положения. Я сразу знала, что не отпущу его." - Ну, они нас встретили, мы пошли пить кофе, все было очень мило...Эрнест хотел проводить меня домой, но я не позволила, попросила поймать мне такси. Ох, хорошо я тогда еще не знала толком, кто он такой!.. А то ни за что не согласилась бы с ним снова встретиться. У моего папы предубеждение насчет богемы и студентов, и он ведь еще и социалист. Ужас, и это графский сын! Он пригласил меня пообедать вместе, а я... нет, представляете? Сказала, что пойду с ним, если он принесет мне автограф Жана Марэ! Ой, у него сделалось такое странное лицо... Я даже пожалела, что дала ему такое невыполнимое задание, и хотела уже придумать что попроще, но он вдруг улыбнулся и сказал, что принесет. Лидия снова глубоко вздохнула, вспоминая свои сомнения и волнения, и страх, что привлекательный незнакомец "сорвался с крючка", и последующее торжество. - Но он оказался человеком слова и моим героем! Не знаю, как ему это удалось, но он принес мне автограф - такая красивая фотография, надписано - "Лидии с наилучшими и теплыми пожеланиями. Жан Марэ". Конечно, после такого подвига я не могла ему отказать, хотя мне не просто было выбраться из дома. Она умолкла и взяла чайную ложечку. ______________________________________________________________ * Это как раз время "юннебелевского" периода Марэ, когда с 1958 в прокат почти ежегодно выходили фильмы "плаща и шпаги", а с 64 по 66 год вышло три серии культового "Фантомаса"
Эмиль Шаффхаузен: "Мальчик и впрямь кинулся совершать подвиги ради своей хм... "принцессы"... Однако, как бы ему не оказаться в результате в пасти прожорливого дракона ее похоти". - думал Шаффхаузен, удивляясь про себя свойству психики приукрашивать действительность и подменять ее привлекательной фантазией. - "С другой стороны, возможно, она его немного обратила к сфере материального, приземлила нашего Икара, парящего в опасной близости от зенита славы..." - и эта точка зрения вполне объясняла, почему Эрнест так глубоко завяз в отношениях с пышногрудой и чувственной гречанкой - она была подобна плодородной пахотной земле, которая влекла любого, кто был достаточно щедр и могуч, чтобы засеять ее всю семенами... Но пахарь и сеятель рисковал растратить все свои силы на возделывание, душевную "возгонку" этой грубой материи-нигредо... и так и не добиться урожая. - Значит, вас познакомил с Эрнестом сам Жан Марэ? - с легким едва заметным оттенком иронии спросил Шаффхаузен. Марэ... этот бог, этот кумир молодежи 40-60-х годов, с его скандальной личной жизнью и независимым мнением, он своей игрой, своими архетипически выверенными героями пленял не только девичьи сердца. И было что-то символическое и одновременно героическое в этом жесте Эрнеста - достать автограф у бога, у тайной иконы всех гомосексуалистов Франции, и принести его любимой девушке, на которой он был намерен жениться, забыв прошлое, закрыв для себя ту страницу, на которой осталась кровь его возлюбленного и его горькие слезы по нему... Знает ли она про эту тайну семьи Сен-Бриз? Вряд ли... - И на какой же фильм вы тогда ходили? На первую часть "Фантомаса"? Признаться, я не сразу узнал его в гриме на первых кадрах, это ж надо иметь такой талант к перевоплощению! - продолжил он свои аккуратные расспросы, припорошенные пудрой светской беседы.
Эрнест Верней: - Да я уже не помню, - небрежно усмехнулась Лидия.- Может быть... Жан Марэ, это, конечно, прекрасно, но где мы - и где Жан Марэ? Она демонстративно повела рукой. - Мне никогда не приходило в голову влюбляться ни в актеров, ни в певцов, как мои подруги. Потому что это глупость - любить того, с кем никогда не сможешь быть вместе... Нет, весь этот "плутонизм" не по мне. Я сказала Эрнесту первое, что в голову пришло, дала задание потруднее, и он его выполнил. - лицо девушки просияло горделивой улыбкой. - И это было только первое задание! Ой, когда он ухаживал за мной, я чувствовала себя настоящей принцессой в башне. А мой папа грозился поначалу убить его, представляете? Даже нанимал своих рабочих, чтобы они его как следует проучили. Пришлось мне вмешаться, а то неизвестно, чем бы это закончилось. Лидия помолчала, и вдруг сердитая гримаска исказила ее изящно очерченные губы: - Но знаете, иногда я думаю, что Эрнест заслуживает хорошей порки! Он милый мальчик, я очень люблю его, но иногда - совершенно невозможен! Вы давно его знаете? Что вы о нем думаетеК?
Эмиль Шаффхаузен: ""ПлУтонизм"? Да уж, куда ей до философии ПлАтона? Скорее уж, "плутовство" - вот ее настоящее искусство, и Плутон - бог, которому она поклоняется... Да, барышня-то вовсе не романтична, зато прагматизма хоть отбавляй... Бедный мальчик! Осознает ли он, как тяжело ему придется, если он на ней в итоге женится?" - Шаффхаузен преисполнился живейшего сочувствия к Эрнесту, представив, как такая супруга может отравить существование столь чувствительного и утонченного художника, что прятался в душе Вернея под напускным цинизмом и защитной грубостью манер. Фраза про то, что Эрнест заслуживает порки насторожила доктора - не попал ли он на качели садо-мазохистских игрищ с нею? Ее доминирование в их паре было очевидным, возможно, она подчинила его себе так же и в постели? Шаффхаузен решил, что нужно быть предельно осторожным и ничем не выдать этой юной вакханке, что они с Эрнестом тесно общались почти год. - О, я знаю его давно, но совсем не так хорошо как вы, уверен. Мы редко общались с ним, в основном когда я заходил проведать его отца. Первый раз он произвел на меня впечатление немного самоуверенного молодого человека с большими амбициями и грубыми манерами, но потом я имел возможность убедиться в том, что он может вести себя благовоспитанно, что он умен, что он приятный собеседник. И конечно, он талантливый художник. Он умеет выбирать красивые вещи, людей... что подтверждает и ваше присутствие сегодня здесь, мадемуазель Лидия. - последняя фраза прозвучала комплиментом, хотя не была им: Шаффхаузену хотелось увидеть, как она отреагирует на его слова, заметит ли в них тонкую иронию.
Эрнест Верней: - Вы совершенно правы, месье, - важно кивнула Лидия. - Он только с виду такой... А чуть поскреби анархиста -социалиста - под ним самый что ни на есть настоящий графский сын. Ох, если бы вы знали, как иногда бывает тяжело! Он ничего не слушает и всегда все хочет сделать по-своему. Сколько усилий приходится прикладывать, чтобы воспитать этого дикаря! Почему-то ей захотелось пожаловаться, изобразить заботливую мать непутевого сына. Лидия полагала, что именно в такой роли легче всего завоевать благосклонное внимание этого импозантного господина. И хотя не понимала, зачем ей добавлять в свою коллекцию скальпов еще и пожилого доктора, продолжала гнуть свою линию. - Но он любит меня, очень сильно любит...И пока его сердце принадледжит мне - а я верю, что это никогда не изменится - я смогу победить все, что нам мешает. Вот увидите, мы непременно повенчаемся в греческой церкви! *** Граф обнаружил Эрнеста в бывшей детской - эту комнату он занимал в детстве, приезжая к отцу, в ней же и оставался на ночь в тех редких случаях, когда задерживался в доме. Молодой человек сидел на кровати, опустив голову, и не пошевелился при виде отца. - Эрнест... ,- мягко начал Сен-Бриз, но больше ничего не успел добавить: сын вскочил и бросился ему на шею, с силой сжал в объятиях, и прошептал что-то неразборчивое. Граф едва не задохнулся от волнения - в последний раз Эрнест подобным образом выражал чувства, когда ему было одиннадцать. Он поднял руки, хотел обнять сына, но только беспомощно поглади его по плечу. И так же беспомощно спросил: - Что с тобой? - Ничего, - Эрнест отступил, и лицо его теперь приобрело обычное ироническое выражение. - Твое бургундское бросилось мне в голову, и я глупо расчувствовался. Да, ты прав, я невежливая свинья. Сейчас пойду и попрошу у всех прощения. Ты доволен, папа?
Эмиль Шаффхаузен: "Самоуверенности этой девочки мог бы позавидовать британский лорд." - подумал доктор, а вслух сказал другое: - Венчание в греческой церкви ведь предполагает обряд крещения в греческую веру, так? Будет очень любопытно узнать, как вы собираетесь обратить этого, как вы выразились, "дикаря", бунтаря и атеиста? Надеюсь, ваши методы будут помягче тех, что применяли к дикарям Нового Света спутники Кортеса... В этот момент в столовую вернулись граф де Сен-Бриз и его сын. По выражению их лиц, которое они оба тщетно пытались заслонить более привычными масками, Шаффхаузен понял, что между ними только что произошло нечто значимое. Глаза графа влажно блестели, Эрнест же немного сутулился, словно прятал в груди от посторонних взглядов что-то несомненно ценное и очень хрупкое...
Эрнест Верней: Эрнест сразу же подошел к Лидии, и, церемонно взяв ее за руку, запечатлел на запястье девушки поцелуй: - Прости, моя дорогая, я был не в себе. Это все папино вино, оно вечно играет со мной злые шутки. Прости меня, пожалуйста, я был не прав и глубоко раскаиваюсь. Лидия хмурилась - язвительный ответ висел на кончике ее языка, но граф и доктор явно ждали от нее более милосердного слова. И она заставила себя улыбнуться: - Ну хорошо, Эрнест, я тебя прощаю. - голос ее звучал все же довольно резко и холодно. - Но больше чтобы ничего подобного не было! Терпеть не могу грубости... - Ты права, моя радость. - он коснулся губами ее щеки. - Мир? Доктор Шаффхаузен, и вы тоже извините меня. И в знак моего полного раскаяния готов принять немедленную епитимью. Лидия, помнишь, ты хотела посмотреть на коллекцию папиных орхидей? Он тебя проводит в оранжерею...да, папа? А я в наказание останусь тут, развлекать доктора Шаффхаузена. Верно, месье? Тут он обернулся и посмотрел доктору прямо в глаза...
полная версия страницы