Форум » Недавнее прошлое » Весна 1962 года. Клиника Шаффхаузена вблизи Антиба » Ответить
Весна 1962 года. Клиника Шаффхаузена вблизи Антиба
Эрнест Верней: "Любите ли вы психиатров так, как люблю их я?" История знакомства и непростых взаимоотношений доктора Эмиля Шаффхаузена и Эрнеста Вернея.
Эрнест Верней: Граф кивнул, давая понять, что верит слову Шаффхаузена, и других гарантий ему не требуется. Дождавшись, пока сестра не только закроет за собой дверь, но и шаги ее затихнут в коридоре, Сен-Бриз медленно заговорил: - Это наверняка покажется вам глупым и сентиментальным, доктор, но основная причина того, что мой сын теперь в таком состоянии... разбитое сердце. Его любимый человек погиб несколько месяцев назад. И Эрнест упорно пытается последовать за ним. Он может сколько угодно строить из себя анархиста-социалиста, циника и революционера, но он - настоящий Сен-Бриз. Наш род восходит к девятому веку, в предках у Эрнеста - паладины и рыцари, певцы куртуазной любви. Да еще этот модный поэт...Жан Кокто...может быть, вы о нем слышали... с его идеями... Эжен тяжело вздохнул и закрыл лицо руками. Он не чувствовал себя в состоянии выдержать взгляд Шаффхаузена. - Мой сын был не просто влюблен, он был влюблен в ...мужчину. Их связь продолжалась около семи лет. Большую часть этого срока они жили вместе.
Эмиль Шаффхаузен: Эмиль понимающе кивнул, хотя Сен-Бриз и не мог видеть этого жеста, погруженный в свое отцовское горе. Сын-гомосексуалист - суровое испытание для человека, привыкшего считать, что у него все под контролем... - Можете быть спокойны, месье, эта информация не покинет пределов моего кабинета. Могу сказать, что я уже имел дело с подобными случаями, и, если это внушит вам надежду, добавлю, что успешно работал с такими пациентами, возвращая им радость нормальной половой жизни. Думаю, вы сделали правильный выбор, обратившись ко мне.
Эрнест Верней: - Надеюсь, герр Шаффхаузен. Граф уже справился с собой и взялся за чтение договора и заполнение анкеты. Возня с бумагами оказалась долгой, но Сен-Бриз знал, что лучше потратить время в начале, чем расхлебывать последствия своего невнимания в конце. В конце концов, "тут не о бабьих фижмах, о жизни речь". Сестра принесла отлично сваренный кофе, он сразу же взбодрил графа и придал сил. Шаффхаузен не вмешивался, не торопил, только коротко и четко отвечал на уточняющие вопросы. Да, что ни говори, а дело свое этот немец знал... И договор был составлен грамотно: права и обязанности каждой из сторон разъяснялись до мельчайшего пункта, что исключало разночтения и последующие утомительные споры в суде. Конфиденциальность и право на защиту репутации как пациента, так и врача, подчеркивалась особо. Наконец, Сен-Бриз заполнил все графы в длинной анкете, поставил все необходимые подписи в договоре, положил ручку и протянул документы Шаффхаузену: - Вот, доктор... К сожалению, я только приблизительно знаю еждедневную алкогольную дозу Эрнеста, и понятия не имею, как часто он мастурбирует, но полагаю, вы сами у него спросите обо всем, что я упустил. И что теперь? Я могу сходить за сыном?
Эмиль Шаффхаузен: Эмиль взял бумаги и бегло удостоверился в том, что граф расписался на них. Достав из дипломата золотой "паркер", он завизировал договор со своей стороны и вернул один экземпляр господину де Сен-Бризу. - Спасибо за готовность сотрудничать с нашей клиникой, граф. При необходимости что-то выяснить у вас, я воспользуюсь указанными вами номером. Пойдемте вместе к вашему сыну. Он сейчас на транквилизаторах, так? Тогда понадобится медбрат с каталкой, транквилизаторы сильно снижают координацию движений. Шаффхаузен поднялся из-за стола, пройдя к дверям, жестом вежливости пригласил посетителя выйти первым и последовал за ним. Они вдвоем спустились в холл, там Эмиль велел дежурному врачу вызвать медбрата, и когда он прибыл, толкая перед собой кресло-каталку, все трое вышли во двор, где утреннее светило делало тени от кипарисов все короче с каждой минутой. Приятный прохладный ветерок разливал над клиникой запахи моря и цветущей мимозы. День обещал быть чудесным...
Эрнест Верней: Сен-Бриз не стал спорить с Шаффхаузеном, тем более, в присутствии медбрата, но про себя уже решил, что поведет сына сам, а в крайнем случае прибегнет к помощи Мишеля. Видеть Эрнеста в инвалидном кресле, как будто уже заранее приговоренного к медленному угасанию в стенах сумасшедшего дома, было выше его сил. Когда они приблизились к "кадиллаку", граф сделал знак шоферу, и обернулся к врачу: - Я прошу вас, герр Шаффхаузен, дать мне пару минут. Я разбужу сына и сам провожу его до палаты... или куда вы скажете. Каталкой воспользуемся только в случае крайней необходимости. Не дожидаясь ответа, он отворил дверцу и, заглянув в темное чрево машины, потряс Эрнеста за плечо: - Просыпайся, дружок... Надо встать. ...Знакомый голос врезался в лихорадочные сновидения, как луч солнца в болотный туман. Отец говорил с ним и о чем-то просил - тихо, почти кротко, но каждое слово ударяло в висок, как барабанная дробь. Эрнест нехотя открыл глаза. Его мутило, руки и ноги казались сделанными из желе, и меньше всего на свете он жаждал выбираться из своего сумрачного убежища на яркий безжалостный свет. Скорее всего, ничего хорошего там не было. Но отец настаивал, и Эрнест безучастно повиновался. Он поставил на гравий одну ногу, затем другую, оперся на дверцу и выпрямился во весь рост. Солнце хлынуло на него огненным потоком, и Эрнест инстинктивно загородил лицо ладонями, как носферату - житель ночи, попавшийся в смертельную ловушку.
Эмиль Шаффхаузен: Молодой человек, извлеченный отцом из чрева черной машины, выглядел не лучше покойника. Обескровленные заветренные губы, запавшие глаза с темными кругами, спутанные волосы, бледная кожа - в общем, все то, что можно ожидать от психиатрического пациента-суицидника с наркозависимостью. Он вскинул тонкие руки, загораживая лицо от солнечных лучей, и из-под рукавов черного плаща выглянули перемотанные бинтами запястья. "Резал себя он видимо уже в Сен-Бернаре. Но чем? Неужели эти растяпы оставили ему что-то бьющееся?" - доктор нахмурился, вспоминая, как по молодости сам едва не стал причиной смертельного исхода, оставив в палате больного стакан. К счастью, тот психопат не успел располосовать себе горло до сонной артерии, но санитары потом еще долго ходили в повязках, порезанные им. - Пройдемте сюда, месье виконт - Эмиль указал дорожку, где еще лежали тени от деревьев аллеи. - Если устанете, можно сесть в кресло, доедете с комфортом.
Эрнест Верней: - Идите вы на х..й , - сказал Эрнест - ослепленный солнцем, он толком не разобрался, что это за буржуа в костюме стоит перед ним, машет руками, называет виконтом и несет какой-то бред про кресло. - Последнего виконта гильотинировали полтораста лет назад, вы что, не в курсе? Несмотря на резкость слов, голос молодого человека был глухим и бесцветным, он не вложил в сказанное никаких эмоций. Отец, явно скандализованный, принялся извиняться перед "костюмом", и до слуха Эрнеста долетело обращение "доктор". Это немного прояснило ситуацию. - А-а, так вы мой новый психиатр? Пиз..ц, вот это мы хорошо покатались. Ну и куда мне теперь - сдавать сначала мочу, а потом кровь? Я бы предпочел именно в таком порядке, но можно и наоборот. Не критично. ...Сен-Бриз, хотя и привык к выходкам сына, на сей раз отчего-то готов был провалиться сквозь землю. Взяв Эрнеста за локоть, он свободной рукой сделал жест, выражавший полнейшее отчаяние.
Эмиль Шаффхаузен: - Думаю, вам все же лучше будет его усадить в каталку, месье. - проигнорировав бредовые высказывания молодого человека, посоветовал несчастному отцу Шаффхаузен - Заставлять его идти в таком состоянии негуманно, поверьте. Он сделал знак медбрату, и тот подвез кресло поближе и помог графу усадить в него сына. - Что вам прописали и в какой дозе он принимал лекарства последние два-три раза? - спросил Эмиль графа, продолжая изучать своего нового пациента. Такие молодые бунтари, как он, были подобны дикарям Нового Света в колумбову эпоху - и так же нуждались в терпеливом приобщении к благам мира цивилизованных отношений. Даже если ради этого их сперва было нужно держать взаперти...
Эрнест Верней: - Ох...ть, какой сервис, - проговорил Эрнест, позволяя усадить себя в кресло - впрочем, сил для сопротивления у него все равно не было. - Тут, наверное, простыни от Шанель, а саваны от Диора? Пап, только смотри, чтобы на кладбище меня везли на самом крутом катафалке, все как полагается! Гроб пусть распишут ребята из моего художественного кружка, а на поминки пригласи модный бенд... Нет, лучше негритянский оркестр! - Помолчи хоть минуту, сорванец, - сердито шепнул Мишель - старый шофер ни на шаг не отставал от своих господ. - Не то я тебе уши надеру! Не позорь отца еще больше... Неожиданно увещевание подействовало. Эрнест откинулся на спинку кресла - оно действительно оказалось удобным - и закрыл глаза. Веки тут же сковала дремота, и после кратковременной вспышки энергии он почувствовал себя совсем обессиленным. Сен-Бриз тем временем силился припомнить то, что интересовало доктора, но высказывание сына с упоминанием катафалка спутало все мысли графа и расстроило вконец. Он порылся в бумажнике и извлек несколько листков бумаги. - Хорошо, что я взял с собой все это... Вот рецепты, там указано и название, и дозировка. Два прописали в Сен-Бернаре, а тот, что сверху - доктор Дюморье.
Эмиль Шаффхаузен: Шаффхаузен взял рецепты, где неразборчивым врачебным почерком были выписаны сильнодействующие транквилизаторы нового поколения. "Tranquil, 3-5 г в сутки? Многовато. Дюморье решил перестраховаться. Так, а что тут у нас? Угу, хлозепид 100-200 мг, вот отчего он такой вялый... особенно если оба препарата папаша давал ему одновременно. Ага, еще и по 5-10 мг валиума в сутки! Да они убить его хотят!" - Скажите, граф, вы давали ему все эти препараты по отдельности, с перерывами или же все разом и подряд? - озабоченно спросил он Сен-Бриза. От его ответа зависело, как долго молодого человека придется держать на капельнице, чтобы вымыть из его ослабленного организма весь этот коктейль. - И принимал ли ваш сын алкоголь вскоре после или незадолго до приема лекарств?
Эрнест Верней: -По отдельности... Конечно, по отдельности, доктор, - тон графа совсем утратил аристократическую величавость, теперь в нем звучали почти заискивающие нотки - Эжен стал обычным любящим отцом, смотревшим на врача, пообещавшего надежду для сына, как на полубога. - Поначалу через день, вот те два первых лекарства, а в последнее время - в основном валиум...И вчера, и позавчера, только валиум. Про алкоголь я не уверен, но мне кажется, что да. - Тебе не кажется, папа, - неожиданно подал голос Эрнест и открыл глаза. - Конечно, пил. Я с декабря пью все время, все, что попадает мне в руки. Даже чистый спирт, мы чудненько глушили его в Сен-Бернаре... И насрать мне на лекарства, которыми меня пичкают. Зато глюки - просто улет!
Эмиль Шаффхаузен: - Если он принимал алкоголь вместе с этими препаратами и до сих пор жив, стало быть не так уж и сильно хотел умереть. Дозировки здесь даны высокие, а в смеси с алкоголем последствия могли быть самые разные... Но ваш мальчик, как я погляжу, это выдержал. А раз так, то есть шансы на его успешное лечение. Первым делом, придется пройти через неприятную процедуру полной очистки его крови и органов от всех препаратов и алкоголя, с тем, чтобы перейти к нормальной схеме медикаментозной терапии. Я закажу новые запатентованные препараты из швейцарского научного института фармакопии, и мы подберем вашему сыну то, что будет наилучшим образом влиять на его организм и психику. - тут доктор протянул графу обратно листок с рецептом - А вот это вам, поддержите себя. Только снизьте дозировку в два раза и не принимайте валиум вместе с алкоголем. Лучше на ночь, вместо коньяка. А коньяк наутро, с крепким кофе. За беседой они подошли к дверям клиники, и Шаффхаузен любезно пропустил своих новых клиентов внутрь. - Марк, везите-ка юношу в 7-ю палату. -распорядился он и снова повернулся к графу, который теперь уже вовсе не напоминал того гордеца, что всего полчаса назад вошел к нему в кабинет. По-хорошему, папашу тоже стоило на пару недель пристроить где-то поблизости от сына и провести легкий курс антидепрессантов, но Шаффхаузен решил отложить это предложение на потом, если собственная вилла и природа Антиба не смогут помочь тому набраться жизненных сил естественным путем. - Пойдемте, я вам покажу условия, в которых здесь будет пребывать ваш сын. Думаю, вы найдете немало отличий в сравнении с клиникой Сан-Бернар или даже Сальпетриер*. - самодовольно заметил доктор. ______________________ * Сальпетриер - одна из старейших парижских психиатрических лечебниц
Эрнест Верней: Сен-Бриз горестно усмехнулся: - Знаете, доктор, я предпочел бы видеть его в убогой парижской мансарде, где он и обретался со своим дружком, но здорового и счастливого, а не среди всей этой роскоши - на грани смерти... И это только моя вина. Второй брак был роковой ошибкой, на меня насели родственники, но верно сказано, что ошибка иной раз хуже, чем преступление. Он шел по коридору рядом с Шаффхаузеном, прямой, как стальной прут, с развернутыми плечами, но взгляд его, устремленный на запрокинутую темноволосую голову сына, бесстыдно выдавал душевную боль. - Послушайте, герр Шаффхаузен, я должен предупредить вас еще кое о чем. - граф удержал врача на пороге палаты. - Договор между нами подписан, и я не возьму назад свое слово, но мне необходимо, чтобы вы поняли... Я не хочу, чтобы мой сын превратился в растение. Вы понимаете, о чем я? Об этих нацистских штучках с электричеством и прочих... жестких формах воздействия на пациента. Спасая его тело, не поджарьте мозги. Я видел, чем это может закончиться. Я...я не знаю, переживу ли его смерть, но мне легче будет похоронить Эрнеста, чем видеть, как он теряет человеческий облик вместе с угасшим разумом.
Эмиль Шаффхаузен: Пока они шли по коридору, Эмиль несколько рассеянно слушал излияния графа, прикидывая в уме предварительный план лечения. Чувство вины - ужасная вещь, и отцу юноши нужно было покаяние перед кем-то, лучше бы священником, но и жрец современной "религии" тоже годился, и психиатр лишь согласно кивал в такт речам своего спутника. Но когда Сен-Бриз удержал его перед дверями палаты и высказал вслух самые сокровенные страхи, да еще помянул "нацистские штучки", доктор Шаффхаузен поставил свой мыслительный процесс на паузу, отбросил маску учтивой любезности и с изрядной дозой высокомерия уставился на отца, ослепленного бедой своего сына: - Месье граф, хочу обратить ваше внимание, что Сан-Вивиан - это образцовая частная клиника, а не средневековая богадельня или нацистский концлагерь! Мы занимаемся даже безнадежными для других случаями, и добиваемся успеха, потому что используем передовые научные достижения швейцарских, австрийских и французских ученых - фармацевтов, нейрофизиологов, психиатров! Потому попрошу вас впредь избегать даже в мыслях сравнивать мою клинику с Аушвицем или Дахау*! - высказав праведное возмущение, доктор уже более спокойным тоном заметил смущенному графу: - Вы в отчаянии, это одно вас извиняет. Но, полагаю, что жизнь в убогой парижской мансарде с приятелем-наркоманом далека от нашего с вами представления о том, что идет на пользу здоровью наших детей. И потому прошу вас убедиться лично, что здесь для вашего сына созданы условия, которые призваны способствовать оздоровлению, а не препятствовать ему. Прошу, пройдемте! - и Эмиль снова учтиво пропустил графа в палату, где медбрат и молодой врач-ординатор уже устраивали нового пациента на кровати. Шаффхаузен подвел графа к этой конструкции и указал ему на фиксирующие широкие эластичные браслеты для рук и ног: - Вот единственное средство насилия, к которому мы иногда вынуждены прибегать, чтобы пациент не причинил себе и другим вреда, и не смог выдернуть капельницу с лекарствами, очищающими кровь от наркотиков или алкоголя. Вашему сыну предстоит пройти через эту процедуру, и если он будет вести себя терпеливо и благоразумно, фиксировать его не понадобится. Есть два варианта проведения этой процедуры - быстрый, когда идет активное вымывание вредных веществ из организма, в течение двух суток, и медленный - лежать под капельницей неделю по несколько часов в день. Вы должны выбрать, который из двух вариантов будет применен к вашему сыну и подписать вот эту бумагу о своем согласии. - Шаффхаузен подал ему листок на жестком планшете и замолчал, давая Сен-Бризу возможность обдумать оба варианта. Но тот выглядел потерянным и был лишь немногим более дееспособен, чем молодой виконт-бунтарь. Тогда Эмиль взял на себя ответственность дать отцу юноши подсказку: - Первый вариант, обычно, нужен, когда человек чем-то отравился или принял опасное для жизни количество спиртного или наркотических веществ. Судя по состоянию вашего мальчика, он ничего такого сделать не успел, и тогда лучше провести долгую процедуру, чтобы надежнее убрать из его крови и органов все, что влияет на его сознание, включая лекарства. Пока это не будет сделано, я не смогу поставить точный диагноз и назначить лечение, которое помогло бы ему. __________________ * Аушвиц (Освенцим) и Дахау - нацистские концентрационные "лагеря смерти", в которых проводились многочисленные медицинские эксперименты на живых узниках, в том числе и на душевнобольных.
Эрнест Верней: Эрнест из-под полуопущенных век наблюдал за отцом - вот он внимательно слушает, что говорит врач, вот раздумывает, сосредоточенно хмурясь, покусывает нижнюю губы. Вот поворачивается к кровати, подходит ближе и слегка касается лба прохладной рукой, хочет сказать что-то ободряющее, но у него не очень выходит... "Интересно, что он там подписывает?.. Может, пообещал мое тело для анатомического театра? Вот было бы забавно. " - Простите, что причиняю столько хлопот, господа. Но это в любом случае ненадолго. - ему казалось, что он проговорил эту светскую фразу с привычной иронией, но в действельности едва ли даже отец разобрал тишайший шелест его слов. Эрнест не боялся смерти - он ждал встречи с ней, как ждут встречи со страстной возлюбленной, его пугал только переход, ибо он по опыту знал, какой лютый страх сковывает живое тело в момент смертельной угрозы, как отчаянно сопротивляется каждая клетка подступающему небытию... но сейчас сходное чувство овладело им, когда он понял, что отец вот -вот выйдет за дверь и исчезнет, оставив наедине с чужими людьми, больничной койкой и белыми стенами.
полная версия страницы